«У всех есть своя история банкротства», — говорит Джем Сари в материале Bloomberg. Его история пришлась на 2018 год, который превратился в одну большую травму для всей страны.

Экономика Турции взлетала с темпами роста, которым завидовал весь мир, и уязвимостями, которые накапливались годами.

Это было похоже на автомобиль, который летел на высоких скоростях до тех пор, пока водитель мог игнорировать многочисленные предупреждающие огоньки на приборной панели. А затем случился крах и автомобиль вылетел с трассы.

В тот момент рухнул и текстильный бизнес Сари вместе с сотнями других компаний.

Многие из них, включая крупнейшие предприятия страны, всё еще пытаются продержаться на плаву. Правительство и банки все еще выясняют, как им можно помочь, но, по последним оценкам Bloomberg, Турция сейчас занимает последнее место в рейтинге перспективных стран с развивающимся рынком.

Президент Эрдоган пришел к власти в 2002 году. С тех пор он побеждал на всех национальных и местных выборах, в основном благодаря росту уровня жизни. Но 2018 год был годом, когда его модель роста, подпитываемая, прежде всего, дешевыми деньгами, дала сбой.


Кризис ликвидности

Компания Сари, CERM Tekstil, была основана как раз в первый год правления Эрдогана.

Базируясь в Бурсе, процветающем северо-западном городе, который долгое время был текстильным центром Турции, компания производила ткани для домашнего использования, такие как чехлы на диван, а также шторы, в основном собственного дизайна Сари.

Первые годы CERM процветала вместе со всей экономикой страны. Спрос был на подъеме, иностранный капитал лился рекой. Как результат — сильная лира. Это помогло Сари купить материалы, оборудование, красители и пряжу за границей.

Помогало развитию бизнеса и доступность дешевых денег — процентные ставки снизились вслед за инфляцией, количество кредитных линий увеличилось.


Подъем чувствовали все. Турецким компаниям стало тесно в стране и они, как следует набрав долгов и кредитов, отправились в соседние страны.

Мурат Улькер, который в тот момент стал самым богатым человеком Турции, купил United Biscuits Plc за $3,1 млрд. Это, кстати, до сих пор крупнейшее зарубежное приобретение среди турецких компаний. Улькер тогда хвастался, что ему потребовалось всего девять дней, чтобы собрать деньги в местных и международных банках.

Ферит Сахенк, еще один миллиардер, перешел из банковского дела в гостиничное и стал покупать шикарные отели по всей Европе. Еще в январе этого года он открыл нью-йоркское отделение сети стейк-хаусов.

Важно отметить, что турецкий бизнес много занимал в долларах и евро. Кредиты в иностранной валюте были дешевле, но для предприятий, которые зарабатывали в лирах, они представляли огромную опасность.

Сари тоже одалживал в евро, но сумел избежать этой ловушки, сохранив большую часть своего долга в лирах.

Он не работал в масштабе Улькера или Сахенка, но тоже процветал — к началу 2016 года в CERM было около 90 сотрудников на двух заводах, а годовой объем продаж составил более $10 млн.

Оглядываясь назад, он говорит, что уже тогда появились первые признаки неприятностей.


Кризис доверия

Вторая половина эпохи Эрдогана выдалась непростой. В соседней Сирии разразилась гражданская война, куда быстро втянулись все остальные, а сама Турция оказалась на передовой.

В конце 2015 года турецкие войска сбили российский истребитель, что вызвало геополитические неприятности и первые колебания на рынке.

Связи с Россией были восстановлены, но частично за счет давнего союза Турции с США, который начал как раз именно тогда разрушаться, еще больше нервируя инвесторов.

Летом 2016 года Эрдоган пережил попытку государственного переворота и ответил жесткими мерами. Осенью того же года лира впервые пошла вниз:


К концу 2016 года Сари сократил свой штат на треть. Примерно в это же время, как он говорит, турецкие банкиры «почувствовали запах приближающегося кризиса».

«Именно тогда, если прийти в банк за кредитом, можно было услышать „О, нам нужно обратиться в наш региональный офис“, хотя раньше и мы, и другие получали деньги без проблем», — говорит Сари.

Всякий раз, когда лиру начинало штормить, все взгляды обращались к Центральному банку, а те — к президенту Турции, который решительно исключал повышение ставок, столь необходимых для защиты национальной валюты.

Государственный долг резко сократился, но был заменен частным долгом. Лира продолжала идти вниз:


Инфляция затрат, вызванная слабой валютой, ослабляла маржу Сари, которая в хорошие времена составляла около 20%.

Например, его компания закупала качественный краситель в Италии, и, естественно, в евро. Если в начале 2017 года он платил за литр около 86 лир, то к ноябрю — уже 109 лир, что на 30% больше.

«Прибыль „сжималась“. Несколько месяцев у меня была отрицательная маржа», — говорит Сари.

Что еще хуже, большая часть его бизнеса велась по принципу «купи сейчас, заплати позже», что не редкость в Турции. Клиенты обычно расплачивались через несколько недель после получения тканей.


К тому времени, когда Сари получал свои деньги, они стоили намного меньше в долларах или евро. Они стоили меньше даже в лирах, поскольку инфляция ускорилась и сегодня на 100 лир можно было купить меньше, чем вчера.

Начиная с 2018 года Сари жил в постоянном режиме борьбы с кризисом.

«Мы продолжали говорить себе, что у нас всё будет хорошо», — говорит он.

Он переехал с двух своих заводов в одно большое здание, сократив арендную плату примерно на 30%, но этого было недостаточно, да к тому же и поздно — к концу февраля Сари понял, что игра окончена.

Он закрыл CERM Tekstil незадолго до того, как правительство ввело новые процедуры защиты компаний от банкротств. Заявки подали более 1000 компаний.

Сари говорит, что это могло отложить смерть его бизнеса, но ненадолго:

«В любом случае через несколько месяцев мы бы обанкротились», — говорит он.

Многие крупные турецкие компании продолжают бороться, чтобы избежать подобной участи.

В апреле Sahenk’s Dogus Holding начал переговоры с кредиторами о ссуде на $2,5 млрд. От Капри до Мадрида его роскошные отели выставлены на продажу.

Улькер, тот самый, который когда-то собрал за девять дней $3 млрд, заключил с банками соглашение о рефинансировании долга на $6,5 млрд.


Кризис платежеспособности

В мае, за месяц до выборов, Эрдоган заявил, что в случае победы усилит контроль над ЦБ, что он и сделал, но лира, на фоне очередной ссоры с США в августе, резко обвалилась до новых минимумов.

Эрдоган, который так долго отвергал идею повышения ставки, наконец-то сдался и одобрил самое большое повышение за все 16 лет правления.

То, что давно надо было сделать, помогло, но падение удалось лишь притормозить — турецкие предприятия на конец августа имели $331 млрд валютных обязательств, что почти в три раза превышает их валютные активы.


Правительство создало Фонд гарантирования кредитов, чтобы взять на себя некоторые корпоративные риски, но могут потребоваться более радикальные шаги, поскольку некоторые инвесторы требуют, чтобы программа рекапитализации банков финансировалась налогоплательщиками и акционерами.

Оптимисты говорят, что экономика Турции будет становиться всё крепче, указывая на некоторый потенциал роста — многолетний внешний дефицит страны превратился в профицит.

Международный валютный фонд тоже настроен оптимистично, прогнозируя рост на 0,4%, но даже это фактически означает рецессию в такой стране, как Турция, население которой так активно растет.


Что касается турецкого бизнеса, то он застрял в кредитном пороке — противоположности свободным условиям, которые преобладали в первые годы Эрдогана. Заемщики в долларах прогорели, а теперь еще и кредиты в лирах тоже стали непомерно дороги.

«Я плакал, когда мне приходилось брать кредиты под 18%, но сейчас люди берут их и под 40%», — говорит Сари.

Тем не менее, как он подчеркивает, это больше не его проблема. Сари теперь зарабатывает на жизнь как консультант для других текстильных фирм и говорит, что завязал с предпринимательством:

«Никто не сможет больше уговорить меня нанять хотя бы одного человека, не говоря уже о ста», — говорит он.